Глава 1 — Крыса,
промокшая до нитки
Крыс стоял в тоннеле,
пытаясь перевести дух. Всюду царствовала мгла. В воздухе витал слабый, едва
уловимый запах мокрой грязи. Мальчик очень медленно и осторожно продвигался
вперёд, протискиваясь между стенками тоннеля. Места едва-едва хватало. Тьма,
кромешная тьма. Ни один лучик света не проникал внутрь, но в этом мраке он
чувствовал себя уверенно. Именно такие места нравились Крысу, ведь ни одно
существо крупного размера не сумеет пробраться в эту «нору» и захватить его.
Краткая передышка. Раненое плечо ныло, но мальчик не обращал внимания на боль.
Потеря крови — вот настоящая проблема. Неглубокая рана, скорее царапина, уже
должна была затянуться. Однако… Ощущение чего-то тёплого и скользкого
подсказывало: кровотечение не останавливалось.
Антикоагулянт. Похоже, оболочку пули покрыли именно им.
Крыс прикусил губу.
Необходимо срочно раздобыть что-нибудь, что восстановит свертываемость крови —
в идеале бы тромбин или алюминиевую соль. На крайний случай сошла бы и чистая
вода, чтобы промыть рану.
В глазах все плыло и
кружилось, он с большим трудом держался на ногах.
— Проклятье…
Слабость от потери крови
не заставит себя долго ждать. Скоро мальчик даже пошевельнуться не сможет.
— Может это и к
лучшему, — шептал внутренний голос.
Может не так уж и плохо
укрыться в этом сыром царстве мглы, свернуться клубком и не двигаться. Заснуть…
погрузиться в глубокий сон и тихо умереть. Это же почти не больно, лишь легкий
холодок коснется тела.
Нет, только звучит
заманчиво. Проблемы с кровяным давлением, перебои с дыханием и обездвиживание
конечностей… о безболезненной смерти можно даже не мечтать.
— Хочу спать.
Усталость, холод, боль,
оцепенение. Ему оставалось только терпеть и разговаривать с самим собой.
Затаиться — лучше, чем вести бесполезную и бесплодную борьбу. По пятам пойдёт
армия преследователей, но никто, ни одна живая душа не протянет руку помощи.
Значит, смерть. Свернуться в этой «норе» и просто заснуть. Просто сдаться.
Ноги сами по себе несли
его вперёд, а руки шарили по стенам, ища опору. Крыс улыбнулся. Внутренний
голос предлагал оставить надежду, но тело упрямо сражалось за жизнь, несмотря
ни на что.
Прошел час. Нет, минут
тридцать.
Оставшиеся полчаса — это
максимум времени, которое было дано ему на свободное перемещение. За этот
промежуток ему нужно остановить кровотечение и отыскать укромное местечко —
сделать минимум, необходимый для выживания.
Слабое дуновение ветра.
Темнота перед ним потихоньку рассеивалась. Каждый шаг давался с трудом. Тёмный,
мрачный узкий тоннель вывел его в просторное место, окружённое белой бетонной
стеной. Крыс знал, что тоннель был частью канализации, так называемый
«коллектор», которым пользовались лет десять назад, ещё в двадцатом веке.
Подземные сооружения шестой зоны находились в ужасном, запущенном состоянии в
отличие от зданий на поверхности. Большая часть была заброшена государством
из-за старости и ветхости конструкций прошлого века. Коллектор был как раз из
этого числа забытых, замусоренных канализационных коммуникаций. Лучшего место и
не придумаешь. Он закрыл глаза и представил карту местности зоны № 6,
которую раздобыл в базе данных.
Заброшенная дорога К0210
— не что иное, как подарок судьбы. Если дела обстоят именно так, то совсем
недалеко располагается Хронос — элитный жилой район. Конечно же, существовала
большая доля вероятности заблудиться и забрести в тупик. Но, раз Крыс решил
выжить вопреки всему, значит нужно двигаться вперёд. Сейчас у него не было
выбора да и времени на размышления.
Дуновение ветра. Поток
свежего влажного воздуха разбавил запах затхлой тоннельной сырости. Он
вспомнил, что на поверхности шёл сильный ливень. Это место определенно
сообщается с внешним миром.
Крыс с наслаждением
вдохнул аромат дождя.
***
7 сентября 2013 года мне
исполнялось двенадцать лет. В этот день зону № 6, наконец-то, настиг
набравший мощь ураган, зародившийся в юго-западной части Тихого океана.
Буря — самый лучший
подарок в моей жизни. Эмоции просто переполняли. Деревья во дворе клонились к
земле, словно тонкие былинки, ветки и листья срывало мощным потоком воздуха.
Шум беснующейся природы запал мне в душу. Всё так необычно, не похоже на ясную
и тихую погоду нашего города.
Моя мама очень любила
низкие цветущие деревья: с большим удовольствием она засадила всё вокруг
миндалем, камелией и клёном; благодаря её стараниям наш двор превратился в
маленькую рощицу. И именно поэтому, шум этого урагана был особенный. Каждый
ствол скрипел, стонал на свой лад, издавая неповторимые звуки. Порывы ветра
швыряли сорванные ветки и листья в окно, залепляли ими стёкла и уносили прочь.
Буря снова и снова пыталась ворваться в дом. У меня появилось дикое желание
открыть окно. Даже сильному тайфуну вроде этого не под силу разбить
высокопрочное оконное стекло. В моей комнате с системой климат-контроля уровень
кислорода, влажность и температура всегда оставались неизменными. Может,
поэтому я захотел открыть его. Распахнуть настежь и запустить ветер, дождь —
разрушить это ежедневное постоянство.
— Сион, — из
интеркома раздался голос мамы, — Надеюсь, ты не собираешься окошко открыть.
— Да нет, мам.
— Молодец… Слышал?
Равнины Западного квартала затопило водой. Кошмар, да?
На самом деле ей было всё равно.
Вне территории шестой
зоны землю поделили на четыре квартала по концам света — Восток, Запад, Север и
Юг. Большую часть Восточного и Южного кварталов занимали сельскохозяйственные
поля и пастбища. Примерно 60 % овощей и 50 % мяса производится именно
там. В Северном квартале властвовали лиственные леса и горы, охраняемые
Комитетом центрального управления. Жителям запрещалось заходить туда без
специального разрешения, но никто особо не горел желанием гулять по месту, где
человек так и не сумел поработить мать природу.
Территория городского
лесопарка составляла одну шестую, а может чуть больше, площади зоны № 6.
Место идеально подходило для любования летним цветением, золотыми и багряными
красками осени, зимним снежком и морозцем, и, конечно, весенним пробуждением.
Если повезёт, то на прогулке можно увидеть маленьких зверюшек, половить
бабочек, послушать жужжание пчёл, побегать от мошек, комаров и оводов. Почти
все горожане радовались этому маленькому лесному чуду. А я — нет.
Особенно я не люблю
здание Муниципалитета, высившегося в центре парка. Пять подземных ярусов и
десять наземных, выполненных в форме купола. В городке не было ни одного небоскрёба,
поэтому подобная «помпезность» слегка выбивалась из общей картины. От здания
как будто веяло чем-то зловещим. Из-за круглой формы и белого цвета люди
называли это загадочное сооружение «Лунной каплей», но мне казалось, оно больше
похоже на кожный нарыв. Нарыв, вылезший в центре города. Если обойти вокруг,
видно, что здание больницы и Бюро Безопасности, стоящие рядом, связаны
тропинками, напоминающими газопровод. Окружал всё это зелёный лес — место для
спокойного отдыха жителей города. Растения и животные в нём проверялись
ежеминутно; цветы, фрукты и насекомые каждый сезон полностью регистрировались.
Люди могли выбрать лучшее место и время через специальную сервисную систему
города, чтобы посмотреть на парк. Послушная, идеальная природа. Но даже она
сегодня сорвала цепи оков и бесновалась. Ураган.
Ветви с зелёными
листьями всё ещё бились в окно. Ветер ревел и насвистывал, его вой время от
времени отдавался эхом. Я слышал, нет, точнее мне казалось, что слышу.
Звуконепроницаемое стекло огораживало мою комнату от любого внешнего шума.
Сильное желание открыть окно. Желание услышать, почувствовать всю мощь и
неистовство бушующей природы. Не задумываясь ни на секунду, я кинулся к нему и
распахнул эту стеклянную преграду. Дождь и ветер ворвались в комнату. Он выл,
выл так, словно вылез из глубин Ада. Такого я давно не слышал. Безумный
безудержный крик сорвался с моих губ. И подняв руки вверх, я ревел вместе с
ветром. Никто не услышит мой вопль, буря поглотит и унесёт его, но я всё же
кричал, кричал без причины, без необходимости, просто так, повинуясь
неосознанному влечению. Капли дождя залетали мне в горло. Понимаю, это было
глупо и по-детски, но я не мог остановиться. Ливень усиливался. Неясно почему,
но мне ужасно захотелось скинуть с себя одежду и прыгнуть в дождь. На секунду в
воображение появилась картина: я, абсолютно голый, бегу сквозь потоки падающей
сверху воды. Статус городского сумасшедшего точно гарантирован, но искушение
столь сильно. Открыв рот, я глотал капли, пытаясь подавить это желание и страх.
Страх перед моим внутреннем «Я». Иногда замечаю, что возбуждение, дикие
животные инстинкты берут надо мной верх.
Сломай.
Разрушь.
Что разрушить?
Всё.
Всё?
Раздался автоматический
сигнал, предупреждающий, что воздушные условия в моей комнате ухудшились. В
дальнейшем система сама бы закрыла и заперла окно, контролер температуры и
влажности сразу же приступил к своим прямым функциям: все мокрое, включая
одежду на мне, немедленно было бы высушено. Вытерев шторой покрытое каплями
лицо, я направился к двери, чтобы отключить систему управления воздухом.
А что, если бы я тогда
поступил иначе? Иногда я всё ещё спрашиваю себя об этом. Если бы я закрыл окно,
и предпочёл сухой комфорт комнаты, думаю, моя жизнь потекла бы в другом
направлении. Но, событием, в корне перевернувшее мой мир, изменить который я
сам был не в состоянии, оказалась банальная случайность — открытое в ураган
окно 7 сентября 2013. Такое нелепое стечение обстоятельств.
Я не очень верю в «Злой
рок» или «Предопределение», иногда очень резко осуждаю фразу «Уготовано
судьбой».
Щелчок выключателя, и
сигнал тут же смолк. Комната погрузилась в тишину.
— Хах.
Слабый смех позади меня.
Инстинктивно я обернулся и вскрикнул. Там стоял насквозь промокший ребенок.
Однако, я не сразу понял, что это мальчик. Волосы до плеч падали на лицо.
Рубашка с короткими рукавами открывала худую шею и тощие руки. С первого
взгляда сложно сказать: мальчик это или девочка, был ли он старше или младше
возраста, на который выглядел. Но я не мог ни о чём думать, кроме красных пятен
на его плече, которые так и притягивали мой взгляд. По цвету напоминало кровь,
но прежде я не видел такого обильного кровотечения. Бессознательно я протянул к
мальчику руку. Незваный гость, едва я его коснулся кончиками пальцев, скользнул
в сторону. Тут же я почувствовал толчок, сильный удар о стену. Ледяное ощущение
на шее. Это пальцы, пятерня, сомкнувшаяся на моём горле.
Он тихо произнёс:
«Замри».
Ростом мальчик был
пониже меня — мне пришлось наклонить голову, чтобы поймать его взгляд. Никогда
прежде я не видел таких глаз: цвет был неповторим, свет и тьма словно сплелись
в нём в единое целое. Радужка как будто сияла серебром. Пальцы на моей шее
начали сжиматься. С виду незнакомец не казался силачом — тело выглядело хилым и
слабым, но он настолько крепко держал меня, что пошевелиться не было никакой
возможности. Не думаю, что обычный человек способен на такое.
— Ясно, —
начал задыхаться я, — ты не в первый раз делаешь подобное.
Мальчик, не моргая,
смотрел на меня. Цвет глаз стал другим, более ровным, похожим на гладь океана.
В этом взгляде не было даже намёка на подозрительность, страх или жажду крови,
лишь спокойствие и умиротворение. Я смотрел ему в глаза и ощущал, как мои
собственные страх и паника исчезают прочь.
— Я
забинтую, — облизнув губы, просипел я. — Больно же, да? Я сделаю
перевязку.
Ах, какой удивительный
взгляд! В стальном омуте глаз я видел своё отражение. На секунду мне
показалось, что я вот-вот утону в этой серебристой тьме. С большим трудом мне
удалось оторваться от этого таинственного сияния и, опустив взгляд вниз, я
вслух повторил, скорее для себя, чем для него:
— Я помогу. Нужно
остановить кровь. Перевязать. Понимаешь же меня, да?
Давление на шею немного
ослабло.
— Сион, —
снова раздался голос мамы из интеркома. — Ты всё-таки открыл окно.
Я сделал глубокий вдох.
Успокоился. «Всё хорошо», — уверял я сам себя. Голос не дрожал.
— Окно?.. Ах, да,
открыл.
— Ты простудишься,
глупышка, закрой сейчас же.
— Хорошо.
С того конца я услышал
задорный смех своей мамы.
— Тебе сегодня уже
двенадцать исполняется, а ты всё ещё ведёшь себя как маленький ребёнок.
— Да, я всё понял…
Ох, мам?
— Да?
— Я доклад пишу. Не
мешай мне, ладно?
— Доклад? А что,
спецкурс уже начался?
— Э?.. Ну да,
заданий целая пирамида.
— Поняла… Только не
переутомляйся. И не забудь спуститься к ужину.
Ощущение холода на шее
исчезло, ледяные пальцы отпустили моё горло. Тело смогло двигаться. Протянув
руку, я перезапустил систему управления воздухом, убедившись, что система
безопасности отключена. Если её включить, то она тут же обнаружит незваного
гостя и забьет тревогу. Система безопасности не среагирует на официального
жителя шестой зоны, но сомневаюсь, что у этого промокшего насквозь незнакомца
было гражданство.
Окно закрылось, и теплый
воздух потоками начал циркулировать по комнате. Сероглазый мальчик в
полуобморочном состоянии рухнул на колени и прислонился к кровати. Он тяжело
дышал — слабость и изнеможённость всё-таки взяли верх. Отыскав аптечку, я
приступил к лечению: замерил пульс, стащил с мальчика рубашку и начал промывать
рану.
— Это…
Я пристально разглядывал
ранение. Этот тип травмы мне был не знаком. Рана выглядела так, словно кто-то
вырвал ровную полоску из плоти, глубина её доходила до кости.
— Это что, от пули
что ли?
— Ага, —
незнакомец говорил так непринуждённо, словно его всего на всего комар
укусил. — Слегка зацепило. Как это правильно называется? Царапина?
— Понятия не имею,
я же не профессионал, ещё только в школе учусь…
— На спецкурсе для
одаренных детей?
— Перейду в
следующем месяце.
— Ого, да ты у нас
вундеркинд, да? — от голоса так и сквозило сарказмом и иронией. Я отвёл
взгляд от раны и посмотрел прямо в эти загадочные серебряные глаза.
— Издеваешься?
— Издеваюсь? Я?
Нет, конечно. Ты, как-никак, мне руку латаешь. И какая же у тебя специальность?
Моим основным предметом
была экология, и совсем недавно был переведён на усиленный курс. Экология.
Я задумался, что же мне делать с пулевым ранением. Я впервые применял свои
знания на практике, и немного нервничал. Так что же сначала? Обеззаразить,
забинтовать… А, ну конечно, в первую очередь нужно остановить кровь.
— Это что? —
он нервно сглотнул, заметив, что я достал шприц.
— Местная
анестезия. Она обезболит.
— Стой, стой, стой.
Ежу понятно, что обезболит, но зачем?
— Швы наложить.
Довольная ухмылка,
появившаяся в тот момент на моем лице, со стороны выглядела так, будто штопать
людей моё любимое занятие. Сам я об этом факте узнал от него чуть позже.
— Швы! Что за
примитив-то, каменный век. Наука что, вперед с тех пор не продвинулась?
— Здесь тебе не
больница. Современного медицинского оборудования в кладовке не держу, да и рана
у тебя не из разряда смертельных.
В нашем городке
практически не было преступников. Тут безопасно, горожанам не грозили ни
убийцы, ни насильники, ни воры, а любая деятельность преступного мира пресекалась
на корню. Поэтому у людей не было необходимости в оружии, разве что для охоты.
Два раза в год Центральным Управлением снимался запрет на отстрел, и ярые
фанаты своего хобби, набросив на плечи винтовки, топали в район гор — Северный
квартал. Моя мама откровенно их недолюбливала. Она никогда не понимала, как
можно убивать милых животных только из удовольствия, многие разделяли её
позицию. Опросы показывали, что у 70 % населения, охота, как вид спорта,
вызывала только негативные эмоции. Убийства бедных невинных животных — дикость
и насилие…
Однако истекающая кровью
фигура не была ни лисой, ни оленем. Это человек.
— Поверить не
могу, — тихо пробормотал я.
— Ты о чём?
— Что есть люди,
которые могут направить дуло винтовки на другого человека и нажать на курок…
только если это… В тебя же случайно попали, да? На охоте?
На его лице появилась
ухмылка. Мальчик улыбался.
— Охота, хах. Можно
это и так назвать. Вот только «охотники» спецом стреляли.
— Они видели, что
стреляют в человека? Это же противозаконно.
— Разве? Просто в
этот раз на охоте дичью была не лиса, а человек. Преследование. Разве это вне
закона?
— То есть?
— Ну, среди людей
есть охотники, и есть дичь.
— Я тебя не
понимаю.
— Да я и не
надеялся. Тебе не нужно понимать. Вот только, ты всерьез решил делать мне УКОЛ?
А анестетика в виде спрея нет? Или чего-то в этом роде?
— Всегда мечтал
поставить кому-нибудь укол.
Я обеззаразил рану,
обезболил её тремя инъекциями, которые поставил вокруг повреждённого участка.
Всё шло как по маслу, несмотря на нервную дрожь в руках.
— Скоро онемеет и
затем…
— Ты наложишь швы.
— Ага.
— А раньше
кого-нибудь штопал?
— Неа, я же эколог,
а не медик, но у меня есть базовые знания в этой области. Нам показывали
видеоролик.
— Видеоролик, ха…
Он глубоко вздохнул и
посмотрел мне в лицо. Тонкие бескровные губы, впалые щёки, бледная сухая кожа.
Незнакомец мало походил на человека, живущего обычной жизнью. В нём
действительно было что-то общее с дичью, с вечно уставшим, вечно преследуемым,
вечно одиноким созданием. Вот только глаза были совсем иными, не как у
загнанного зверя. Они были бесстрастные, холодные, без страха и ужаса. Но от
них прямо исходила огромная сила. Что это? Желание выжить? Этот вопрос никак не
выходил из моей головы. Никогда я не встречал человека, обладающего таким незабываемым,
необыкновенным взглядом. И этот взгляд был направлен прямо на меня.
— Ну ты чудак.
— Почему это?
— Даже имени моего
не спросил.
— Да, но и своего
не называл.
— Сион, правильно?
В честь цветка?[1]
— Угу. Маме
нравятся деревья и полевые цветы. Ну, а тебя как зовут?
— Нэдзуми.
— Э?
— Зовут меня так.
— Крыса… Не похоже.[2]
— В смысле, ты о
чём?
Цвет глаз совсем не был
похож на цвет шкурки крысы. Он был более утонченный. Как… как цвет неба перед
восходом солнца, тёмный, насыщенно серый купол неба, который вот-вот прорежет
первый лучик солнца. Смутившись от мысли, что меня понесло, словно нерадивого
поэта, я покраснел и скомандовал несколько оживлённее, чем следовало:
— Ну что ж, начнем!
«Помни три основных
этапа наложения шва,» — твердил я сам себе. — «Сделай два или три узелка и
используй их как основу для создания непрерывного шва…. Нужно действовать
предельно осторожно и точно … чтобы шов получился ровным…»
Пальцы дрожали. Нэдзуми
молча наблюдал за моими манипуляциями. Я одновременно и нервничал, и был
возбужден, своими руками воплощая теоретические знания в реальность. Так
волнительно.
Вот и всё. Я придавил
рану кусочком чистой марли. Со лба бежал пот.
— И всё-таки ты
смышленый малый.
Лоб Нэдзуми тоже был
влажным.
— Работал-то я
руками.
— Один хрен мозг
участвовал. Тебе же двенадцать лет, да? И уже на спецкурсе высшей школы. Элита.
На сей раз не было даже
намёка на издёвку, скорее доля благоговения. Я молча убирал запачканную марлю и
инструменты.
Десять лет назад я
набрал высший бал на городской олимпиаде для двухлетних детей. Любому, кто
занимает призовое место на конкурсе или в спортивном состязании, город
предоставляет возможность выбора лучшего учебного заведения. До десяти лет я
ходил в школу, классы которой были специально оборудованы по последнему слову
техники для учеников вроде меня. Под надзором опытных преподавателей мы грызли
гранит базовых наук и получили основные знания, после этого каждому из нас
выделили отдельную группу учителей, чтобы углубиться в специальность, которую
мы выбрали. С того момента, как я был определен в группу для одаренных, мне
гарантированно блестящее будущее. Незыблемо, никакая сила не может разрушить
это. По крайней мере, все так считали.
— Довольно
удобно, — пробормотал Нэдзуми, продолжая сидеть на кровати.
— Можешь прилечь,
но только переоденься сначала.
Я кинул чистую рубашку,
полотенце и коробку антибиотиков ему на колени. И, повинуясь какому-то
необъяснимому порыву, решил сделать какао. В моей комнате стол ряд кухонных
приборов, так что всё, что было необходимо для приготовления пары кружек
согревающего напитка, находилось под рукой.
— А ты у нас не
модник, да? — фыркнул Нэдзуми, повертев в руках рубашку в клетку.
— Всяко лучше
разорванных и испачканных кровью обносков.
Я протянул ему кружку
дымящегося какао. Впервые за весь вечер я заметил что-то похожее на эмоции в
его серых, непроницаемых глазах. Искорка радости. Нэдзуми, сделав несколько
глотков, пробормотал что-то вроде: «Недурно».
— Вкусно. Варить
какао у тебя получается лучше, чем швы накладывать.
— Не надо
сравнивать. И, вообще, для первого раза получилось неплохо.
— Ты всегда такой?
— Э?
— Такой
доброжелательный. Или милые, умные, благородные мальчики, выращенные в
тепличных условиях, по определению ничего не боятся? — продолжил Нэдзуми,
держа кружку обеими руками. — Как вы, ребята, вообще выживаете, не боясь
ничего, а?
— Я боюсь. Боюсь
опасностей и совсем не хочу лишний раз с ними сталкиваться. Я не божий
одуванчик и понимаю, что человек, забравшийся в моё окно, явно не какао попить
пришёл.
— Тогда объясни,
почему?
И правда, почему? Почему
я обработал рану незваного гостя и даже угостил его горячим какао? Хотя
бесчувственным монстром меня не назовёшь, но и святым тоже. Не замечал за собой
избытка сострадания и доброжелательности, чтобы помогать всем, кто был ранен. Я
не горел желанием лезть в неприятности, но этого мальчика не выгнал. Если
власти города узнают, у меня будут крупные неприятности. В их глазах я стану
тем, кто проигнорировал глас правосудия. И если это случится…
Я снова встретился с
этим серебряным взглядом. В нём только насмешка. Казалось, Нэдзуми видит меня
насквозь, видит все мои мысли и смеётся над ними. Я сжал рубашку в районе
живота и сердито посмотрел на него.
— Если бы ты был
здоровенным и злющим мужиком, я бы сразу врубил сирену. А ты маленький, похож
на девочку и едва-едва на ногах держался. Вот… Вот поэтому я решил помочь тебе.
И…
— И?
Твои глаза такого необычного цвета, ничего подобного я не видел раньше. Я
просто утонул в них.
— И… Мне захотелось
попробовать швы наложить.
Нэдзуми пожал плечами и
допил остатки какао. Вытерев рот задней стороной ладони, он накрылся простыней.
— Чо, правда можно
поспать?
— Конечно.
— Спасибо.
Первые слова
благодарности, которые я от него услышал.
***
Мама сидела на диване в
гостиной и внимательно смотрела телевизор — широченный плоскоэкранный агрегат.
Заметив, что я вхожу, она направила палец в его сторону. Диктор (девушка с
прямыми волосами) взывала к бдительности и осторожности жителей Хроноса.
Из Исправительного
Учреждения Западного квартала сбежал преступник. В последний раз он был
замечен неподалёку от Хроноса. Напомнив также о бушующем урагане, было
объявлено о введении в городе и его окрестностях комендантского часа на эту
ночь. Жителям только в самом крайнем случае разрешалось выходить из дому.
На экране появилась
фотография Нэдзуми и надпись красными буквами «VC 103221».
— VC…
Я сунул ложку вишневого
торта в рот. В день, когда я появился на свет, папа, в честь празднества, купил
такой. С тех самых пор, из года в год мама печет именно его на мой день
рождения.
Она часто говорила, что
отец был безнадёжным транжирой. Расточительствовал он на женщин и выпивку, хотя
нет, не так, на выпивку и женщин. От ярлыка «алкаш» его отделял всего один шаг.
Однажды он пришел домой, едва держась на ногах, и принёс целую охапку вишнёвых
тортов. Три из них были такими прекрасными, что мама постоянно припоминает их
вкус каждый раз, когда 7-го сентября раскатывает тесто. Родители развелись
спустя два месяца после этого случая с тортами. К сожалению, в моём сердце не осталось
даже самого крохотного воспоминания о безнадёжном отце — почти алкоголике. Но
отсутствие папаши в нашей жизни было совсем незаметным. Когда я попал в разряд
«умников», мама и я получили право проживания в Хроносе. Нам создали все
условия, включая этот скромный, но прекрасно оснащенный удобствами дом.
Отсутствие отца стало еще незаметней.
— Ой, совсем забыл,
что система безопасности отключена. Но так лучше, да?
Мама с трудом поднялась.
В последнее время она набрала несколько лишних кило и они явно были обузой.
— От этой штуки
одна головная боль. Она реагирует жутким воем даже на кошку, шмыгнувшую во
двор, а потом приезжают люди из Комитета и начинают выяснять, что да как.
С того момента, как она
прибавила в весе, головная боль у нее в разы участилась. Видимо, существует
взаимосвязь между ожирением и мигренью.
— Надо же, такой
юный и уже VC… Любопытно, что же он натворил.
VC. V-чип. Сокращенно от
«Violence chip — чип контроля жестокости». Первоначально так в Америке называли
микросхемы, которые в телевидении использовались для цензуры. С помощью этого
прибора, вы можете заблокировать показ сцен, содержащих кадры насилия,
жестокости или порнографии. Насколько я помню, эта система вошла в обиход
вместе с вступлением в силу закона о Телекоммуникациях в 1996 г.
Но для 6 зоны термин:
«чип контроля жестокости» имел абсолютно другое значение. Убийства, покушения,
грабежи, нападения, изнасилования — любому человеку, совершившему то или иное
злодеяние, в тело внедряли такую систему. Она позволяет отслеживать местоположение,
а также физическое и эмоциональное состояние заключенного с помощью компьютера.
Чип контроля жестокости использовался только для особо опасных преступников.
Как же он его вынул?
Если бы чип всё ещё был
в его теле, то его местоположение было бы известно со 100 % точностью.
Было бы проще просто задержать его и без извещения граждан. Но, раз они пустили
эту информацию в телевизионный эфир и объявили комендантский час, значит,
системы слежения не в состоянии засечь его.
Рана?.. Нет, быть не может.
Я никогда не видел
пулевое ранение, но могу с уверенностью сказать, что в него стреляли с
расстояния. Если бы чип находилась в потерянной части плоти, то рана была бы
гораздо глубже, с ожогами и рваными краями. Более серьезная.
— Тоска смертная…
да? Хотя чего это я, сегодня же у тебя особенный день.
Мама вздохнула и бросила
кусочки мелко порезанной петрушки в стоящий на столе горшок с тушёным мясом.
«Тоска смертная» — я слышу это от неё всё чаще и чаще.
Я очень похож на маму.
Мы оба ранимые и не любим часто появляться в обществе. Нас окружают неплохие
люди, по крайней мере, ничего плохого про них сказать не могу. Одноклассники,
соседи, горожане — все приветливые, умные, воспитанные. Никто не повышал голос,
не кричал, никого не оскорбляли и не смотрели косо. Никаких странных личностей
или людей не от мира сего. Каждый вёл здоровый образ жизни и даже слегка
полноватые люди, вроде мамы, были редкостью. И в этом стабильном, однородном
мирке, с одинаковыми на вид людьми моя мама растолстела и принялась через слово
вставлять фразы: «вломы» и «тоска смертная»; а я заметил, что присутствие
других людей начинает и меня раздражать и угнетать.
Сломай.
Разрушь.
Что разрушить?
Всё.
Всё?
Ложка выпала из рук и
брякнулась на пол.
— Что с тобой?
Будто в облаках витаешь.
Мама смотрела на меня,
едва сдерживая любопытство. На её пухлом личике сияла улыбка.
— Совсем на тебя не
похоже, Сион. Хочешь, я помою ложку?
— Да, нет. Сущий
пустяк, — я улыбнулся в ответ. Сердце бешено колотилось в груди, дыхание
перехватило. Пулевое ранение, кровь, VC, необыкновенные серые глаза. Что же всё
это? Никогда ничего подобного не врывалось в мою размеренную жизнь. Что же
будет с моим разрушенным миром?
Мимолетное предчувствие.
Ощущение, что грядут большие изменения. Ощущение, что мальчик, влезший в моё окно,
опрокинет и перевернёт всё с ног на голову, он словно вирус, попавший в клетку,
видоизменяет и разрушает её.
— Сион? Нет, ну
правда, что с тобой?
Мама вновь смерила меня
взглядом, её выражение лица не оставляло равнодушным.
— Прости, мам. Мне
ещё доклад делать. Поем в своей комнате, — соврав, я встал из-за стола.
— Не включай свет.
Как только я вошел в
комнату, низкий голос дал мне команду. Я не люблю темноту и даже на ночь
зажигаю ночник. Но сейчас вокруг была кромешная темень, хоть глаз выколи.
— Ничего не вижу.
— Тебе и не надо.
Но если ничего не вижу,
то идти не могу. Я беспомощно стоял, держа в руках тарелки с тушеным мясом и
вишневым тортом.
— Вкусно пахнет.
— Я принес тушеное
мясо и вишнёвый торт.
В темноте раздался
одобрительный свист.
— Будешь?
— Ага.
— Ты собираешься
ужинать в темноте?
— Да.
Крохотными шажочками я двигался вперёд. До
ушей долетело тихое ехидное хихиканье.
— Даже в родной
комнате теряешься?
— Ну, я, как бы, не
сова, чтоб в темноте видеть. А ты можешь?
— Конечно. Я же
Крыса.
— V-чип 103221.
Я смог ощутить, как он
замер.
— Тебя в новостях
показывали. Вот она — слава.
— Ха. Вживую я
круче, верно? Эй, а торт-то хорош.
Мало-помалу глаза
привыкли к темноте вокруг меня. Я сел на кровать и начал искоса наблюдать за
Нэдзуми.
— Тебя не поймают?
— Неа.
— А чип?
— Всё ещё во мне.
— Хочешь, я выну?
— Хирургия? Нет уж,
я пас.
— Но…
— Забей. От этих
примочек нет никакого толку.
— То есть?
— V-чип — всего
лишь игрушка. Вывести её из строя проще, чем два пальца об асфальт.
— Игрушка, хах.
— Ну да. Могу
сказать, что город сам по себе тоже что-то вроде игрушки. Дешёвая игрушка,
привлекательная только снаружи, а внутри…
Нэдзуми, доев тушеное
мясо и пирог, удовлетворенно вздохнул.
— Уверен, что
сможешь удрать? Объявили комендантский час.
— Легко.
— Но все нарушители
сразу определяются при сканировании. Эта система повсюду!
— Думаешь? Она не
настолько идеальна, как вы все считаете. Полным-полно лазеек и нор.
— О чём ты?
— Я не её часть.
Вас всех заставили поверить, что эта дырявая фальшивка — утопия. Хотя, может,
вы сами по себе в это верите.
— Нет.
— Э?
— Мне кажется, это
место далеко от идеального мира.
В этот момент словно
маленький чёрт дернул меня за язык. Нэдзуми замолчал. Вокруг меня только тьма и
тишина, и я совсем не ощущал его присутствие рядом. Нет, он, и правда, походил
на крысу, ночной грызун, скрытый в темноте.
— Вот чудик, —
он произнёс это спокойным голосом, тональность которого была ещё ниже, чем
прежде.
— Правда?
— Ага, это не те
слова, которыми могут бросаться умники вроде тебя. Они боком выйдут, если
власти прознают, так?
— Да уж,
неприятности — это не то слово.
— Ты приютил
сбежавшего VC, не оповестил Министерство… Если они это разнюхают, то проблемы
удвоятся или утроятся. Легко не отделаешься.
— Знаю.
Нэдзуми внезапно
вцепился мне в руку. Его тонкие пальцы сильно впились мне в плоть.
— Серьёзно? Мне
пофиг, что с тобой будет. Меня это мало заботит, но если всё закончится плохо,
не хочу остаться крайним. Чувство вины загрызет…
— Как мило с твоей
стороны.
— Мамаша всегда
говорила: «Не доставляй неприятности другим», — сказал он со смехом.
— Ты уйдешь?
— Неа, я устал. А
снаружи бушует природа. И раз у меня наконец-то появилось возможность нормально
выспаться, то почему бы нет.
— А ты нахал.
— Папаша всегда
говорил, что не нужно стесняться своих желаний.
— Повезло тебе с
отцом.
Пальцы отпустили мою
руку.
— Мне дико повезло,
что ты оказался таким чудиком, — мягко произнёс Нэдзуми.
— Нэдзуми?
— А?
— Как ты попал в
Хронос?
— Не скажу.
— Ты сбежал из
Исправительного Учреждения. Это вообще возможно?
— Конечно. Но я
здесь не по своей прихоти. Они сами впустили меня в зону № 6. Утверждать,
что я сам хотел сюда прийти, не совсем верно.
— Впустили?
— Ну да. Можно
сказать, что у меня был конвой.
— Конвой? Полиция?
А куда сопровождали?
Исправительное Учреждение
находилось в Западном квартале — районе особого контроля правопорядка службами
безопасности. Любой, кто хотел попасть оттуда в зону № 6, должен был
запрашивать разрешение в Министерстве. Те, у кого были специальные выездные
визы, могли свободно перемещаться, а вот новички ждали своих документов не
меньше месяца — да и счастливчиков, чью форму одобряли, едва достигало десятой
части. Количество времени на посещение города строго ограничивали. Естественно,
что число людей в Западном квартале, ожидавших одобрения стало расти. Для них и
выстроили вдоль улиц жилье и всевозможные забегаловки. Поэтому каждый может
найти работу по душе или открыть собственное дело. Сам я никогда не был в
Западном квартале, но по слухам, жизнь в этом месте бьёт ключом. Уровень
преступности зашкаливает, но это не удивительно — большинство носителей VC,
отбывающие наказание в Исправительном Учреждении и есть жители Западного
квартала. Срок заключения варьирует от одного года до пожизненного, в
зависимости от возраста подсудимого, характера преступления и степени тяжести.
Однако высшая мера наказания — смертная казнь — отменена. Квартал служит чем-то
вроде преграды, которая изолирует зону № 6 от преступников и склонных к
преступлению людей. И тут вдруг одного из VC, сопровождают к стенам города.
Куда направлялся конвой? И главное — зачем?
Нэдзуми залез с ногами
на кровать.
— Может, к «Лунной
капле».
— Муниципалитет! —
я вскрикнул. — В центр города? Зачем?
— Не важно. Тебе
совсем не обязательно знать.
— Почему?
— Слушай, я устал.
Дай поспасть.
— Это всё, что ты
можешь сказать?
— А ты сможешь
сразу же забыть всё, что услышишь? Притвориться, что ничего не знаешь? Соврать,
что тебе ничего не говорили? Ты может, и головастик, но до такого не дорос. Да
и врать толком не умеешь.
— Ну да, но…
— Вот и не
спрашивай меня, а я в свою очередь тоже промолчу.
— Э? Промолчишь о
чём?
— Ну, никому не
расскажу о твоём вопле.
Он видел это. Я
почувствовал, как щёки залились румянцем.
— Да ты меня
шокировал просто. Я залез в ваш сад и задумался: «Что же делать?», а тут
внезапно открывается окно и вырисовывается твоя физиономия.
— Эй, секундочку…
— Я просто наблюдал
за тобой, а ты как заорёшь. Я прям прифигел. Видел бы ты своё лицо, нечто
невообразимое.
— Заткнись!
Я кинулся к Нэдзуми, но
внезапно осознал, что приземляюсь на подушку. Он в мгновение ока добрался до
меня. Скрутил мои руки одним движением и перевернул меня спиной к себе. Перелез
через моё тело, удерживая мои руки и не давая им двигаться. Потом уселся на
меня, придавив к кровати. В этот момент я понял, что был пойман в своеобразную
ловушку, намертво зажат между ним и собственной кроватью. Нэдзуми прокрутил
ложку в свободной руке и прижал её к моему горлу. Я почувствовал лёгкое
скольжение металла по коже. Он прошептал мне на ухо:
— Если бы это был нож,
ты бы уже сдох.
Я нервно сглотнул.
Поразительно.
— Здорово. Как ты
сумел выполнить обманное движение?
— Э?
— Как ты сумел так
легко меня скрутить? Есть специальные точки, нажав на которые можно
обездвижить? Да?
Я почувствовал, что
давление на моё тело ослабло. Подрагивая от смеха, Нэдзуми слез с меня.
— Поверить не могу.
Ты настоящий чудик, — он задыхался от смеха.
Я обнял его и запустил
ладони ему под рубашку. Горячий. Его кожа была влажной и горела огнем.
— Плохо… У тебя
жар. Нужно выпить антибиотики.
— Всё нормально…
Мне нужно поспать.
— Если не сбить
температуру, ты ослабнешь ещё больше. Весь горишь.
— Ты тоже тёплый.
После этого Нэдзуми
глубоко вздохнул и рассеянно буркнул:
— Живые люди всегда
тёплые.
Он замолк, и вскоре я
услышал спокойное размеренное дыхание. Я заснул сам того не заметив, продолжая
обнимать его.
Утром Нэдзуми уже не
было рядом. Рубашка, полотенце и аптечка исчезли вместе с ним.
Комментариев нет:
Отправить комментарий