воскресенье, 10 ноября 2013 г.

Том 1 Глава 1 — Крыса, промокшая до нитки

Глава 1 — Крыса, промокшая до нитки
Крыс стоял в тоннеле, пытаясь перевести дух. Всюду царствовала мгла. В воздухе витал слабый, едва уловимый запах мокрой грязи. Мальчик очень медленно и осторожно продвигался вперёд, протискиваясь между стенками тоннеля. Места едва-едва хватало. Тьма, кромешная тьма. Ни один лучик света не проникал внутрь, но в этом мраке он чувствовал себя уверенно. Именно такие места нравились Крысу, ведь ни одно существо крупного размера не сумеет пробраться в эту «нору» и захватить его. Краткая передышка. Раненое плечо ныло, но мальчик не обращал внимания на боль. Потеря крови — вот настоящая проблема. Неглубокая рана, скорее царапина, уже должна была затянуться. Однако… Ощущение чего-то тёплого и скользкого подсказывало: кровотечение не останавливалось.
Антикоагулянт. Похоже, оболочку пули покрыли именно им.
Крыс прикусил губу. Необходимо срочно раздобыть что-нибудь, что восстановит свертываемость крови — в идеале бы тромбин или алюминиевую соль. На крайний случай сошла бы и чистая вода, чтобы промыть рану.
В глазах все плыло и кружилось, он с большим трудом держался на ногах.
— Проклятье…
Слабость от потери крови не заставит себя долго ждать. Скоро мальчик даже пошевельнуться не сможет.
— Может это и к лучшему, — шептал внутренний голос.
Может не так уж и плохо укрыться в этом сыром царстве мглы, свернуться клубком и не двигаться. Заснуть… погрузиться в глубокий сон и тихо умереть. Это же почти не больно, лишь легкий холодок коснется тела.
Нет, только звучит заманчиво. Проблемы с кровяным давлением, перебои с дыханием и обездвиживание конечностей… о безболезненной смерти можно даже не мечтать.
— Хочу спать.
Усталость, холод, боль, оцепенение. Ему оставалось только терпеть и разговаривать с самим собой. Затаиться — лучше, чем вести бесполезную и бесплодную борьбу. По пятам пойдёт армия преследователей, но никто, ни одна живая душа не протянет руку помощи. Значит, смерть. Свернуться в этой «норе» и просто заснуть. Просто сдаться.
Ноги сами по себе несли его вперёд, а руки шарили по стенам, ища опору. Крыс улыбнулся. Внутренний голос предлагал оставить надежду, но тело упрямо сражалось за жизнь, несмотря ни на что.
Прошел час. Нет, минут тридцать.
Оставшиеся полчаса — это максимум времени, которое было дано ему на свободное перемещение. За этот промежуток ему нужно остановить кровотечение и отыскать укромное местечко — сделать минимум, необходимый для выживания.
Слабое дуновение ветра. Темнота перед ним потихоньку рассеивалась. Каждый шаг давался с трудом. Тёмный, мрачный узкий тоннель вывел его в просторное место, окружённое белой бетонной стеной. Крыс знал, что тоннель был частью канализации, так называемый «коллектор», которым пользовались лет десять назад, ещё в двадцатом веке. Подземные сооружения шестой зоны находились в ужасном, запущенном состоянии в отличие от зданий на поверхности. Большая часть была заброшена государством из-за старости и ветхости конструкций прошлого века. Коллектор был как раз из этого числа забытых, замусоренных канализационных коммуникаций. Лучшего место и не придумаешь. Он закрыл глаза и представил карту местности зоны № 6, которую раздобыл в базе данных.
Заброшенная дорога К0210 — не что иное, как подарок судьбы. Если дела обстоят именно так, то совсем недалеко располагается Хронос — элитный жилой район. Конечно же, существовала большая доля вероятности заблудиться и забрести в тупик. Но, раз Крыс решил выжить вопреки всему, значит нужно двигаться вперёд. Сейчас у него не было выбора да и времени на размышления.
Дуновение ветра. Поток свежего влажного воздуха разбавил запах затхлой тоннельной сырости. Он вспомнил, что на поверхности шёл сильный ливень. Это место определенно сообщается с внешним миром.
Крыс с наслаждением вдохнул аромат дождя.
***
7 сентября 2013 года мне исполнялось двенадцать лет. В этот день зону № 6, наконец-то, настиг набравший мощь ураган, зародившийся в юго-западной части Тихого океана.
Буря — самый лучший подарок в моей жизни. Эмоции просто переполняли. Деревья во дворе клонились к земле, словно тонкие былинки, ветки и листья срывало мощным потоком воздуха. Шум беснующейся природы запал мне в душу. Всё так необычно, не похоже на ясную и тихую погоду нашего города.
Моя мама очень любила низкие цветущие деревья: с большим удовольствием она засадила всё вокруг миндалем, камелией и клёном; благодаря её стараниям наш двор превратился в маленькую рощицу. И именно поэтому, шум этого урагана был особенный. Каждый ствол скрипел, стонал на свой лад, издавая неповторимые звуки. Порывы ветра швыряли сорванные ветки и листья в окно, залепляли ими стёкла и уносили прочь. Буря снова и снова пыталась ворваться в дом. У меня появилось дикое желание открыть окно. Даже сильному тайфуну вроде этого не под силу разбить высокопрочное оконное стекло. В моей комнате с системой климат-контроля уровень кислорода, влажность и температура всегда оставались неизменными. Может, поэтому я захотел открыть его. Распахнуть настежь и запустить ветер, дождь — разрушить это ежедневное постоянство.
— Сион, — из интеркома раздался голос мамы, — Надеюсь, ты не собираешься окошко открыть.
— Да нет, мам.
— Молодец… Слышал? Равнины Западного квартала затопило водой. Кошмар, да?
На самом деле ей было всё равно.
Вне территории шестой зоны землю поделили на четыре квартала по концам света — Восток, Запад, Север и Юг. Большую часть Восточного и Южного кварталов занимали сельскохозяйственные поля и пастбища. Примерно 60 % овощей и 50 % мяса производится именно там. В Северном квартале властвовали лиственные леса и горы, охраняемые Комитетом центрального управления. Жителям запрещалось заходить туда без специального разрешения, но никто особо не горел желанием гулять по месту, где человек так и не сумел поработить мать природу.
Территория городского лесопарка составляла одну шестую, а может чуть больше, площади зоны № 6. Место идеально подходило для любования летним цветением, золотыми и багряными красками осени, зимним снежком и морозцем, и, конечно, весенним пробуждением. Если повезёт, то на прогулке можно увидеть маленьких зверюшек, половить бабочек, послушать жужжание пчёл, побегать от мошек, комаров и оводов. Почти все горожане радовались этому маленькому лесному чуду. А я — нет.
Особенно я не люблю здание Муниципалитета, высившегося в центре парка. Пять подземных ярусов и десять наземных, выполненных в форме купола. В городке не было ни одного небоскрёба, поэтому подобная «помпезность» слегка выбивалась из общей картины. От здания как будто веяло чем-то зловещим. Из-за круглой формы и белого цвета люди называли это загадочное сооружение «Лунной каплей», но мне казалось, оно больше похоже на кожный нарыв. Нарыв, вылезший в центре города. Если обойти вокруг, видно, что здание больницы и Бюро Безопасности, стоящие рядом, связаны тропинками, напоминающими газопровод. Окружал всё это зелёный лес — место для спокойного отдыха жителей города. Растения и животные в нём проверялись ежеминутно; цветы, фрукты и насекомые каждый сезон полностью регистрировались. Люди могли выбрать лучшее место и время через специальную сервисную систему города, чтобы посмотреть на парк. Послушная, идеальная природа. Но даже она сегодня сорвала цепи оков и бесновалась. Ураган.
Ветви с зелёными листьями всё ещё бились в окно. Ветер ревел и насвистывал, его вой время от времени отдавался эхом. Я слышал, нет, точнее мне казалось, что слышу. Звуконепроницаемое стекло огораживало мою комнату от любого внешнего шума. Сильное желание открыть окно. Желание услышать, почувствовать всю мощь и неистовство бушующей природы. Не задумываясь ни на секунду, я кинулся к нему и распахнул эту стеклянную преграду. Дождь и ветер ворвались в комнату. Он выл, выл так, словно вылез из глубин Ада. Такого я давно не слышал. Безумный безудержный крик сорвался с моих губ. И подняв руки вверх, я ревел вместе с ветром. Никто не услышит мой вопль, буря поглотит и унесёт его, но я всё же кричал, кричал без причины, без необходимости, просто так, повинуясь неосознанному влечению. Капли дождя залетали мне в горло. Понимаю, это было глупо и по-детски, но я не мог остановиться. Ливень усиливался. Неясно почему, но мне ужасно захотелось скинуть с себя одежду и прыгнуть в дождь. На секунду в воображение появилась картина: я, абсолютно голый, бегу сквозь потоки падающей сверху воды. Статус городского сумасшедшего точно гарантирован, но искушение столь сильно. Открыв рот, я глотал капли, пытаясь подавить это желание и страх. Страх перед моим внутреннем «Я». Иногда замечаю, что возбуждение, дикие животные инстинкты берут надо мной верх.
Сломай.
Разрушь.
Что разрушить?
Всё.
Всё?
Раздался автоматический сигнал, предупреждающий, что воздушные условия в моей комнате ухудшились. В дальнейшем система сама бы закрыла и заперла окно, контролер температуры и влажности сразу же приступил к своим прямым функциям: все мокрое, включая одежду на мне, немедленно было бы высушено. Вытерев шторой покрытое каплями лицо, я направился к двери, чтобы отключить систему управления воздухом.
А что, если бы я тогда поступил иначе? Иногда я всё ещё спрашиваю себя об этом. Если бы я закрыл окно, и предпочёл сухой комфорт комнаты, думаю, моя жизнь потекла бы в другом направлении. Но, событием, в корне перевернувшее мой мир, изменить который я сам был не в состоянии, оказалась банальная случайность — открытое в ураган окно 7 сентября 2013. Такое нелепое стечение обстоятельств.
Я не очень верю в «Злой рок» или «Предопределение», иногда очень резко осуждаю фразу «Уготовано судьбой».
Щелчок выключателя, и сигнал тут же смолк. Комната погрузилась в тишину.
— Хах.
Слабый смех позади меня. Инстинктивно я обернулся и вскрикнул. Там стоял насквозь промокший ребенок. Однако, я не сразу понял, что это мальчик. Волосы до плеч падали на лицо. Рубашка с короткими рукавами открывала худую шею и тощие руки. С первого взгляда сложно сказать: мальчик это или девочка, был ли он старше или младше возраста, на который выглядел. Но я не мог ни о чём думать, кроме красных пятен на его плече, которые так и притягивали мой взгляд. По цвету напоминало кровь, но прежде я не видел такого обильного кровотечения. Бессознательно я протянул к мальчику руку. Незваный гость, едва я его коснулся кончиками пальцев, скользнул в сторону. Тут же я почувствовал толчок, сильный удар о стену. Ледяное ощущение на шее. Это пальцы, пятерня, сомкнувшаяся на моём горле.
Он тихо произнёс: «Замри».
Ростом мальчик был пониже меня — мне пришлось наклонить голову, чтобы поймать его взгляд. Никогда прежде я не видел таких глаз: цвет был неповторим, свет и тьма словно сплелись в нём в единое целое. Радужка как будто сияла серебром. Пальцы на моей шее начали сжиматься. С виду незнакомец не казался силачом — тело выглядело хилым и слабым, но он настолько крепко держал меня, что пошевелиться не было никакой возможности. Не думаю, что обычный человек способен на такое.
— Ясно, — начал задыхаться я, — ты не в первый раз делаешь подобное.
Мальчик, не моргая, смотрел на меня. Цвет глаз стал другим, более ровным, похожим на гладь океана. В этом взгляде не было даже намёка на подозрительность, страх или жажду крови, лишь спокойствие и умиротворение. Я смотрел ему в глаза и ощущал, как мои собственные страх и паника исчезают прочь.
— Я забинтую, — облизнув губы, просипел я. — Больно же, да? Я сделаю перевязку.
Ах, какой удивительный взгляд! В стальном омуте глаз я видел своё отражение. На секунду мне показалось, что я вот-вот утону в этой серебристой тьме. С большим трудом мне удалось оторваться от этого таинственного сияния и, опустив взгляд вниз, я вслух повторил, скорее для себя, чем для него:
— Я помогу. Нужно остановить кровь. Перевязать. Понимаешь же меня, да?
Давление на шею немного ослабло.
— Сион, — снова раздался голос мамы из интеркома. — Ты всё-таки открыл окно.
Я сделал глубокий вдох. Успокоился. «Всё хорошо», — уверял я сам себя. Голос не дрожал.
— Окно?.. Ах, да, открыл.
— Ты простудишься, глупышка, закрой сейчас же.
— Хорошо.
С того конца я услышал задорный смех своей мамы.
— Тебе сегодня уже двенадцать исполняется, а ты всё ещё ведёшь себя как маленький ребёнок.
— Да, я всё понял… Ох, мам?
— Да?
— Я доклад пишу. Не мешай мне, ладно?
— Доклад? А что, спецкурс уже начался?
— Э?.. Ну да, заданий целая пирамида.
— Поняла… Только не переутомляйся. И не забудь спуститься к ужину.
Ощущение холода на шее исчезло, ледяные пальцы отпустили моё горло. Тело смогло двигаться. Протянув руку, я перезапустил систему управления воздухом, убедившись, что система безопасности отключена. Если её включить, то она тут же обнаружит незваного гостя и забьет тревогу. Система безопасности не среагирует на официального жителя шестой зоны, но сомневаюсь, что у этого промокшего насквозь незнакомца было гражданство.
Окно закрылось, и теплый воздух потоками начал циркулировать по комнате. Сероглазый мальчик в полуобморочном состоянии рухнул на колени и прислонился к кровати. Он тяжело дышал — слабость и изнеможённость всё-таки взяли верх. Отыскав аптечку, я приступил к лечению: замерил пульс, стащил с мальчика рубашку и начал промывать рану.
— Это…
Я пристально разглядывал ранение. Этот тип травмы мне был не знаком. Рана выглядела так, словно кто-то вырвал ровную полоску из плоти, глубина её доходила до кости.
— Это что, от пули что ли?
— Ага, — незнакомец говорил так непринуждённо, словно его всего на всего комар укусил. — Слегка зацепило. Как это правильно называется? Царапина?
— Понятия не имею, я же не профессионал, ещё только в школе учусь…
— На спецкурсе для одаренных детей?
— Перейду в следующем месяце.
— Ого, да ты у нас вундеркинд, да? — от голоса так и сквозило сарказмом и иронией. Я отвёл взгляд от раны и посмотрел прямо в эти загадочные серебряные глаза.
— Издеваешься?
— Издеваюсь? Я? Нет, конечно. Ты, как-никак, мне руку латаешь. И какая же у тебя специальность?
Моим основным предметом была экология, и совсем недавно был переведён на усиленный курс. Экология. Я задумался, что же мне делать с пулевым ранением. Я впервые применял свои знания на практике, и немного нервничал. Так что же сначала? Обеззаразить, забинтовать… А, ну конечно, в первую очередь нужно остановить кровь.
— Это что? — он нервно сглотнул, заметив, что я достал шприц.
— Местная анестезия. Она обезболит.
— Стой, стой, стой. Ежу понятно, что обезболит, но зачем?
— Швы наложить.
Довольная ухмылка, появившаяся в тот момент на моем лице, со стороны выглядела так, будто штопать людей моё любимое занятие. Сам я об этом факте узнал от него чуть позже.
— Швы! Что за примитив-то, каменный век. Наука что, вперед с тех пор не продвинулась?
— Здесь тебе не больница. Современного медицинского оборудования в кладовке не держу, да и рана у тебя не из разряда смертельных.
В нашем городке практически не было преступников. Тут безопасно, горожанам не грозили ни убийцы, ни насильники, ни воры, а любая деятельность преступного мира пресекалась на корню. Поэтому у людей не было необходимости в оружии, разве что для охоты. Два раза в год Центральным Управлением снимался запрет на отстрел, и ярые фанаты своего хобби, набросив на плечи винтовки, топали в район гор — Северный квартал. Моя мама откровенно их недолюбливала. Она никогда не понимала, как можно убивать милых животных только из удовольствия, многие разделяли её позицию. Опросы показывали, что у 70 % населения, охота, как вид спорта, вызывала только негативные эмоции. Убийства бедных невинных животных — дикость и насилие…
Однако истекающая кровью фигура не была ни лисой, ни оленем. Это человек.
— Поверить не могу, — тихо пробормотал я.
— Ты о чём?
— Что есть люди, которые могут направить дуло винтовки на другого человека и нажать на курок… только если это… В тебя же случайно попали, да? На охоте?
На его лице появилась ухмылка. Мальчик улыбался.
— Охота, хах. Можно это и так назвать. Вот только «охотники» спецом стреляли.
— Они видели, что стреляют в человека? Это же противозаконно.
— Разве? Просто в этот раз на охоте дичью была не лиса, а человек. Преследование. Разве это вне закона?
— То есть?
— Ну, среди людей есть охотники, и есть дичь.
— Я тебя не понимаю.
— Да я и не надеялся. Тебе не нужно понимать. Вот только, ты всерьез решил делать мне УКОЛ? А анестетика в виде спрея нет? Или чего-то в этом роде?
— Всегда мечтал поставить кому-нибудь укол.
Я обеззаразил рану, обезболил её тремя инъекциями, которые поставил вокруг повреждённого участка. Всё шло как по маслу, несмотря на нервную дрожь в руках.
— Скоро онемеет и затем…
— Ты наложишь швы.
— Ага.
— А раньше кого-нибудь штопал?
— Неа, я же эколог, а не медик, но у меня есть базовые знания в этой области. Нам показывали видеоролик.
— Видеоролик, ха…
Он глубоко вздохнул и посмотрел мне в лицо. Тонкие бескровные губы, впалые щёки, бледная сухая кожа. Незнакомец мало походил на человека, живущего обычной жизнью. В нём действительно было что-то общее с дичью, с вечно уставшим, вечно преследуемым, вечно одиноким созданием. Вот только глаза были совсем иными, не как у загнанного зверя. Они были бесстрастные, холодные, без страха и ужаса. Но от них прямо исходила огромная сила. Что это? Желание выжить? Этот вопрос никак не выходил из моей головы. Никогда я не встречал человека, обладающего таким незабываемым, необыкновенным взглядом. И этот взгляд был направлен прямо на меня.
— Ну ты чудак.
— Почему это?
— Даже имени моего не спросил.
— Да, но и своего не называл.
— Сион, правильно? В честь цветка?[1]
— Угу. Маме нравятся деревья и полевые цветы. Ну, а тебя как зовут?
— Нэдзуми.
— Э?
— Зовут меня так.
— Крыса… Не похоже.[2]
— В смысле, ты о чём?
Цвет глаз совсем не был похож на цвет шкурки крысы. Он был более утонченный. Как… как цвет неба перед восходом солнца, тёмный, насыщенно серый купол неба, который вот-вот прорежет первый лучик солнца. Смутившись от мысли, что меня понесло, словно нерадивого поэта, я покраснел и скомандовал несколько оживлённее, чем следовало:
— Ну что ж, начнем!
«Помни три основных этапа наложения шва,» — твердил я сам себе. — «Сделай два или три узелка и используй их как основу для создания непрерывного шва…. Нужно действовать предельно осторожно и точно … чтобы шов получился ровным…»
Пальцы дрожали. Нэдзуми молча наблюдал за моими манипуляциями. Я одновременно и нервничал, и был возбужден, своими руками воплощая теоретические знания в реальность. Так волнительно.
Вот и всё. Я придавил рану кусочком чистой марли. Со лба бежал пот.
— И всё-таки ты смышленый малый.
Лоб Нэдзуми тоже был влажным.
— Работал-то я руками.
— Один хрен мозг участвовал. Тебе же двенадцать лет, да? И уже на спецкурсе высшей школы. Элита.
На сей раз не было даже намёка на издёвку, скорее доля благоговения. Я молча убирал запачканную марлю и инструменты.
Десять лет назад я набрал высший бал на городской олимпиаде для двухлетних детей. Любому, кто занимает призовое место на конкурсе или в спортивном состязании, город предоставляет возможность выбора лучшего учебного заведения. До десяти лет я ходил в школу, классы которой были специально оборудованы по последнему слову техники для учеников вроде меня. Под надзором опытных преподавателей мы грызли гранит базовых наук и получили основные знания, после этого каждому из нас выделили отдельную группу учителей, чтобы углубиться в специальность, которую мы выбрали. С того момента, как я был определен в группу для одаренных, мне гарантированно блестящее будущее. Незыблемо, никакая сила не может разрушить это. По крайней мере, все так считали.
— Довольно удобно, — пробормотал Нэдзуми, продолжая сидеть на кровати.
— Можешь прилечь, но только переоденься сначала.
Я кинул чистую рубашку, полотенце и коробку антибиотиков ему на колени. И, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, решил сделать какао. В моей комнате стол ряд кухонных приборов, так что всё, что было необходимо для приготовления пары кружек согревающего напитка, находилось под рукой.
— А ты у нас не модник, да? — фыркнул Нэдзуми, повертев в руках рубашку в клетку.
— Всяко лучше разорванных и испачканных кровью обносков.
Я протянул ему кружку дымящегося какао. Впервые за весь вечер я заметил что-то похожее на эмоции в его серых, непроницаемых глазах. Искорка радости. Нэдзуми, сделав несколько глотков, пробормотал что-то вроде: «Недурно».
— Вкусно. Варить какао у тебя получается лучше, чем швы накладывать.
— Не надо сравнивать. И, вообще, для первого раза получилось неплохо.
— Ты всегда такой?
— Э?
— Такой доброжелательный. Или милые, умные, благородные мальчики, выращенные в тепличных условиях, по определению ничего не боятся? — продолжил Нэдзуми, держа кружку обеими руками. — Как вы, ребята, вообще выживаете, не боясь ничего, а?
— Я боюсь. Боюсь опасностей и совсем не хочу лишний раз с ними сталкиваться. Я не божий одуванчик и понимаю, что человек, забравшийся в моё окно, явно не какао попить пришёл.
— Тогда объясни, почему?
И правда, почему? Почему я обработал рану незваного гостя и даже угостил его горячим какао? Хотя бесчувственным монстром меня не назовёшь, но и святым тоже. Не замечал за собой избытка сострадания и доброжелательности, чтобы помогать всем, кто был ранен. Я не горел желанием лезть в неприятности, но этого мальчика не выгнал. Если власти города узнают, у меня будут крупные неприятности. В их глазах я стану тем, кто проигнорировал глас правосудия. И если это случится…
Я снова встретился с этим серебряным взглядом. В нём только насмешка. Казалось, Нэдзуми видит меня насквозь, видит все мои мысли и смеётся над ними. Я сжал рубашку в районе живота и сердито посмотрел на него.
— Если бы ты был здоровенным и злющим мужиком, я бы сразу врубил сирену. А ты маленький, похож на девочку и едва-едва на ногах держался. Вот… Вот поэтому я решил помочь тебе. И…
— И?
Твои глаза такого необычного цвета, ничего подобного я не видел раньше. Я просто утонул в них.
— И… Мне захотелось попробовать швы наложить.
Нэдзуми пожал плечами и допил остатки какао. Вытерев рот задней стороной ладони, он накрылся простыней.
— Чо, правда можно поспать?
— Конечно.
— Спасибо.
Первые слова благодарности, которые я от него услышал.
***
Мама сидела на диване в гостиной и внимательно смотрела телевизор — широченный плоскоэкранный агрегат. Заметив, что я вхожу, она направила палец в его сторону. Диктор (девушка с прямыми волосами) взывала к бдительности и осторожности жителей Хроноса.
Из Исправительного Учреждения Западного квартала сбежал преступник. В последний раз он был замечен неподалёку от Хроноса. Напомнив также о бушующем урагане, было объявлено о введении в городе и его окрестностях комендантского часа на эту ночь. Жителям только в самом крайнем случае разрешалось выходить из дому.
На экране появилась фотография Нэдзуми и надпись красными буквами «VC 103221».
— VC…
Я сунул ложку вишневого торта в рот. В день, когда я появился на свет, папа, в честь празднества, купил такой. С тех самых пор, из года в год мама печет именно его на мой день рождения.
Она часто говорила, что отец был безнадёжным транжирой. Расточительствовал он на женщин и выпивку, хотя нет, не так, на выпивку и женщин. От ярлыка «алкаш» его отделял всего один шаг. Однажды он пришел домой, едва держась на ногах, и принёс целую охапку вишнёвых тортов. Три из них были такими прекрасными, что мама постоянно припоминает их вкус каждый раз, когда 7-го сентября раскатывает тесто. Родители развелись спустя два месяца после этого случая с тортами. К сожалению, в моём сердце не осталось даже самого крохотного воспоминания о безнадёжном отце — почти алкоголике. Но отсутствие папаши в нашей жизни было совсем незаметным. Когда я попал в разряд «умников», мама и я получили право проживания в Хроносе. Нам создали все условия, включая этот скромный, но прекрасно оснащенный удобствами дом. Отсутствие отца стало еще незаметней.
— Ой, совсем забыл, что система безопасности отключена. Но так лучше, да?
Мама с трудом поднялась. В последнее время она набрала несколько лишних кило и они явно были обузой.
— От этой штуки одна головная боль. Она реагирует жутким воем даже на кошку, шмыгнувшую во двор, а потом приезжают люди из Комитета и начинают выяснять, что да как.
С того момента, как она прибавила в весе, головная боль у нее в разы участилась. Видимо, существует взаимосвязь между ожирением и мигренью.
— Надо же, такой юный и уже VC… Любопытно, что же он натворил.
VC. V-чип. Сокращенно от «Violence chip — чип контроля жестокости». Первоначально так в Америке называли микросхемы, которые в телевидении использовались для цензуры. С помощью этого прибора, вы можете заблокировать показ сцен, содержащих кадры насилия, жестокости или порнографии. Насколько я помню, эта система вошла в обиход вместе с вступлением в силу закона о Телекоммуникациях в 1996 г.
Но для 6 зоны термин: «чип контроля жестокости» имел абсолютно другое значение. Убийства, покушения, грабежи, нападения, изнасилования — любому человеку, совершившему то или иное злодеяние, в тело внедряли такую систему. Она позволяет отслеживать местоположение, а также физическое и эмоциональное состояние заключенного с помощью компьютера. Чип контроля жестокости использовался только для особо опасных преступников.
Как же он его вынул?
Если бы чип всё ещё был в его теле, то его местоположение было бы известно со 100 % точностью. Было бы проще просто задержать его и без извещения граждан. Но, раз они пустили эту информацию в телевизионный эфир и объявили комендантский час, значит, системы слежения не в состоянии засечь его.
Рана?.. Нет, быть не может.
Я никогда не видел пулевое ранение, но могу с уверенностью сказать, что в него стреляли с расстояния. Если бы чип находилась в потерянной части плоти, то рана была бы гораздо глубже, с ожогами и рваными краями. Более серьезная.
— Тоска смертная… да? Хотя чего это я, сегодня же у тебя особенный день.
Мама вздохнула и бросила кусочки мелко порезанной петрушки в стоящий на столе горшок с тушёным мясом. «Тоска смертная» — я слышу это от неё всё чаще и чаще.
Я очень похож на маму. Мы оба ранимые и не любим часто появляться в обществе. Нас окружают неплохие люди, по крайней мере, ничего плохого про них сказать не могу. Одноклассники, соседи, горожане — все приветливые, умные, воспитанные. Никто не повышал голос, не кричал, никого не оскорбляли и не смотрели косо. Никаких странных личностей или людей не от мира сего. Каждый вёл здоровый образ жизни и даже слегка полноватые люди, вроде мамы, были редкостью. И в этом стабильном, однородном мирке, с одинаковыми на вид людьми моя мама растолстела и принялась через слово вставлять фразы: «вломы» и «тоска смертная»; а я заметил, что присутствие других людей начинает и меня раздражать и угнетать.
Сломай.
Разрушь.
Что разрушить?
Всё.
Всё?
Ложка выпала из рук и брякнулась на пол.
— Что с тобой? Будто в облаках витаешь.
Мама смотрела на меня, едва сдерживая любопытство. На её пухлом личике сияла улыбка.
— Совсем на тебя не похоже, Сион. Хочешь, я помою ложку?
— Да, нет. Сущий пустяк, — я улыбнулся в ответ. Сердце бешено колотилось в груди, дыхание перехватило. Пулевое ранение, кровь, VC, необыкновенные серые глаза. Что же всё это? Никогда ничего подобного не врывалось в мою размеренную жизнь. Что же будет с моим разрушенным миром?
Мимолетное предчувствие. Ощущение, что грядут большие изменения. Ощущение, что мальчик, влезший в моё окно, опрокинет и перевернёт всё с ног на голову, он словно вирус, попавший в клетку, видоизменяет и разрушает её.
— Сион? Нет, ну правда, что с тобой?
Мама вновь смерила меня взглядом, её выражение лица не оставляло равнодушным.
— Прости, мам. Мне ещё доклад делать. Поем в своей комнате, — соврав, я встал из-за стола.
— Не включай свет.
Как только я вошел в комнату, низкий голос дал мне команду. Я не люблю темноту и даже на ночь зажигаю ночник. Но сейчас вокруг была кромешная темень, хоть глаз выколи.
— Ничего не вижу.
— Тебе и не надо.
Но если ничего не вижу, то идти не могу. Я беспомощно стоял, держа в руках тарелки с тушеным мясом и вишневым тортом.
— Вкусно пахнет.
— Я принес тушеное мясо и вишнёвый торт.
В темноте раздался одобрительный свист.
— Будешь?
— Ага.
— Ты собираешься ужинать в темноте?
— Да.
 Крохотными шажочками я двигался вперёд. До ушей долетело тихое ехидное хихиканье.
— Даже в родной комнате теряешься?
— Ну, я, как бы, не сова, чтоб в темноте видеть. А ты можешь?
— Конечно. Я же Крыса.
— V-чип 103221.
Я смог ощутить, как он замер.
— Тебя в новостях показывали. Вот она — слава.
— Ха. Вживую я круче, верно? Эй, а торт-то хорош.
Мало-помалу глаза привыкли к темноте вокруг меня. Я сел на кровать и начал искоса наблюдать за Нэдзуми.
— Тебя не поймают?
— Неа.
— А чип?
— Всё ещё во мне.
— Хочешь, я выну?
— Хирургия? Нет уж, я пас.
— Но…
— Забей. От этих примочек нет никакого толку.
— То есть?
— V-чип — всего лишь игрушка. Вывести её из строя проще, чем два пальца об асфальт.
— Игрушка, хах.
— Ну да. Могу сказать, что город сам по себе тоже что-то вроде игрушки. Дешёвая игрушка, привлекательная только снаружи, а внутри…
Нэдзуми, доев тушеное мясо и пирог, удовлетворенно вздохнул.
— Уверен, что сможешь удрать? Объявили комендантский час.
— Легко.
— Но все нарушители сразу определяются при сканировании. Эта система повсюду!
— Думаешь? Она не настолько идеальна, как вы все считаете. Полным-полно лазеек и нор.
— О чём ты?
— Я не её часть. Вас всех заставили поверить, что эта дырявая фальшивка — утопия. Хотя, может, вы сами по себе в это верите.
— Нет.
— Э?
— Мне кажется, это место далеко от идеального мира.
В этот момент словно маленький чёрт дернул меня за язык. Нэдзуми замолчал. Вокруг меня только тьма и тишина, и я совсем не ощущал его присутствие рядом. Нет, он, и правда, походил на крысу, ночной грызун, скрытый в темноте.
— Вот чудик, — он произнёс это спокойным голосом, тональность которого была ещё ниже, чем прежде.
— Правда?
— Ага, это не те слова, которыми могут бросаться умники вроде тебя. Они боком выйдут, если власти прознают, так?
— Да уж, неприятности — это не то слово.
— Ты приютил сбежавшего VC, не оповестил Министерство… Если они это разнюхают, то проблемы удвоятся или утроятся. Легко не отделаешься.
— Знаю.
Нэдзуми внезапно вцепился мне в руку. Его тонкие пальцы сильно впились мне в плоть.
— Серьёзно? Мне пофиг, что с тобой будет. Меня это мало заботит, но если всё закончится плохо, не хочу остаться крайним. Чувство вины загрызет…
— Как мило с твоей стороны.
— Мамаша всегда говорила: «Не доставляй неприятности другим», — сказал он со смехом.
— Ты уйдешь?
— Неа, я устал. А снаружи бушует природа. И раз у меня наконец-то появилось возможность нормально выспаться, то почему бы нет.
— А ты нахал.
— Папаша всегда говорил, что не нужно стесняться своих желаний.
— Повезло тебе с отцом.
Пальцы отпустили мою руку.
— Мне дико повезло, что ты оказался таким чудиком, — мягко произнёс Нэдзуми.
— Нэдзуми?
— А?
— Как ты попал в Хронос?
— Не скажу.
— Ты сбежал из Исправительного Учреждения. Это вообще возможно?
— Конечно. Но я здесь не по своей прихоти. Они сами впустили меня в зону № 6. Утверждать, что я сам хотел сюда прийти, не совсем верно.
— Впустили?
— Ну да. Можно сказать, что у меня был конвой.
— Конвой? Полиция? А куда сопровождали?
Исправительное Учреждение находилось в Западном квартале — районе особого контроля правопорядка службами безопасности. Любой, кто хотел попасть оттуда в зону № 6, должен был запрашивать разрешение в Министерстве. Те, у кого были специальные выездные визы, могли свободно перемещаться, а вот новички ждали своих документов не меньше месяца — да и счастливчиков, чью форму одобряли, едва достигало десятой части. Количество времени на посещение города строго ограничивали. Естественно, что число людей в Западном квартале, ожидавших одобрения стало расти. Для них и выстроили вдоль улиц жилье и всевозможные забегаловки. Поэтому каждый может найти работу по душе или открыть собственное дело. Сам я никогда не был в Западном квартале, но по слухам, жизнь в этом месте бьёт ключом. Уровень преступности зашкаливает, но это не удивительно — большинство носителей VC, отбывающие наказание в Исправительном Учреждении и есть жители Западного квартала. Срок заключения варьирует от одного года до пожизненного, в зависимости от возраста подсудимого, характера преступления и степени тяжести. Однако высшая мера наказания — смертная казнь — отменена. Квартал служит чем-то вроде преграды, которая изолирует зону № 6 от преступников и склонных к преступлению людей. И тут вдруг одного из VC, сопровождают к стенам города. Куда направлялся конвой? И главное — зачем?
Нэдзуми залез с ногами на кровать.
— Может, к «Лунной капле».
— Муниципалитет! — я вскрикнул. — В центр города? Зачем?
— Не важно. Тебе совсем не обязательно знать.
— Почему?
— Слушай, я устал. Дай поспасть.
— Это всё, что ты можешь сказать?
— А ты сможешь сразу же забыть всё, что услышишь? Притвориться, что ничего не знаешь? Соврать, что тебе ничего не говорили? Ты может, и головастик, но до такого не дорос. Да и врать толком не умеешь.
— Ну да, но…
— Вот и не спрашивай меня, а я в свою очередь тоже промолчу.
— Э? Промолчишь о чём?
— Ну, никому не расскажу о твоём вопле.
Он видел это. Я почувствовал, как щёки залились румянцем.
— Да ты меня шокировал просто. Я залез в ваш сад и задумался: «Что же делать?», а тут внезапно открывается окно и вырисовывается твоя физиономия.
— Эй, секундочку…
— Я просто наблюдал за тобой, а ты как заорёшь. Я прям прифигел. Видел бы ты своё лицо, нечто невообразимое.
— Заткнись!
Я кинулся к Нэдзуми, но внезапно осознал, что приземляюсь на подушку. Он в мгновение ока добрался до меня. Скрутил мои руки одним движением и перевернул меня спиной к себе. Перелез через моё тело, удерживая мои руки и не давая им двигаться. Потом уселся на меня, придавив к кровати. В этот момент я понял, что был пойман в своеобразную ловушку, намертво зажат между ним и собственной кроватью. Нэдзуми прокрутил ложку в свободной руке и прижал её к моему горлу. Я почувствовал лёгкое скольжение металла по коже. Он прошептал мне на ухо:
— Если бы это был нож, ты бы уже сдох.
Я нервно сглотнул. Поразительно.
— Здорово. Как ты сумел выполнить обманное движение?
— Э?
— Как ты сумел так легко меня скрутить? Есть специальные точки, нажав на которые можно обездвижить? Да?
Я почувствовал, что давление на моё тело ослабло. Подрагивая от смеха, Нэдзуми слез с меня.
— Поверить не могу. Ты настоящий чудик, — он задыхался от смеха.
Я обнял его и запустил ладони ему под рубашку. Горячий. Его кожа была влажной и горела огнем.
— Плохо… У тебя жар. Нужно выпить антибиотики.
— Всё нормально… Мне нужно поспать.
— Если не сбить температуру, ты ослабнешь ещё больше. Весь горишь.
— Ты тоже тёплый.
После этого Нэдзуми глубоко вздохнул и рассеянно буркнул:
— Живые люди всегда тёплые.
Он замолк, и вскоре я услышал спокойное размеренное дыхание. Я заснул сам того не заметив, продолжая обнимать его.
Утром Нэдзуми уже не было рядом. Рубашка, полотенце и аптечка исчезли вместе с ним.

http://mih-team.ru/load/novelly/6/11-1-0-81


[1] Сион - по яп. «астра»
[2] Нэдзуми - крыса, мышь

Комментариев нет:

Отправить комментарий